Больше, чем любовь - Страница 32

Алисия молча подала ему руку.

Она с любопытством переступила порог каюты. Конечно, это не дом, но Чарлз проводит здесь четвертую часть года, и каюта многое может рассказать о хозяине. Алисия осмотрелась: очень просторная, размером с кают-компанию, больше похожая на кабинет. Узкий диван с одной стороны. Напротив, у иллюминатора, привинченный к полу, как и все на яхте, письменный стол со стулом с вертящимся сиденьем. Вдоль стены над кроватью закрытые встроенные полки для книг. В неглубокой нише зеркало, рядом с ним в рамах и под стеклом несколько фотографических снимков. На одном — молодая женщина, сидящая вполоборота. Фотография черно-белая, хорошего качества.

Алисия задержала на ней взгляд и подумала, что женщина кого-то ей напоминает, но не смогла вспомнить, кого именно. Чарлз проследил за ее взглядом, но промолчал.

— Эта каюта сделана по эскизам лорда Генри Уорвика, моего премного отца. К сожалению, ему не пришлось переступить ее порога. Он умер три года назад, не дождавшись, когда яхта сойдет со стапелей верфи. Говорит ли вам что-либо его имя?

Алисия со смущением призналась, что ничего.

— Вы напрасно смущаетесь, так и должно быть. Оно известно только узкому кругу историков, занимающихся Древним Египтом. В свое время он возглавлял несколько крупных археологических экспедиций, и экспонаты, добытые в них, украшают стенды Британского музея. Я был рядом с этим человеком семнадцать лет, исключая годы учебы в Кембридже. Он для меня не только отец. Благодаря ему я заинтересовался проблемой расшифровки древнеегипетских иероглифов и занимаюсь этим до сих пор.

Чарлз встал и походил по каюте. Затем он остановился, внимательно посмотрел на Алисию и спросил, не утомителен ли его рассказ для человека, которому предписан постельный режим. Алисия взволнованно ответила, что слушает его с большим участием, и просила продолжать.

Интуитивно она поняла состояние Чарлза: ему нужен слушатель, которому бы он доверял и мог поверить свои переживания. Значит, он испытывает по отношению к ней такие же чувства, какие совсем недавно испытывала она, когда ей страстно захотелось раскрыться перед ним.

— Моего отца я не помню, хотя был рожден в законном браке и до двенадцати лет носил его фамилию. Мать никогда не говорила о нем ничего плохого, но и ничего хорошего. Мне известны только отдельные факты их совместной жизни.

Чарлз прервал свой рассказ и после небольшой паузы вдруг рассмеялся:

— Нет, я не прав. Однажды она сказала, что он был плохим моряком и неплохим поэтом. Знаете, долгие годы эти слова были вытеснены из моего сознания и всплыли только что…

Его родители познакомились в Лондоне на одном из поэтических вечеров в Хэмпстеде. Приехавший из Ливерпуля моряк, раскачиваясь и заунывным голосом, читал свои стихи об Африке. Он недавно вернулся из плавания к берегам черного континента, и его переполняли впечатления. Надо ли говорить, что юная девушка, посещавшая Академию изящных искусств, влюбилась в него сразу, бесповоротно и, как она считала, на всю жизнь. Она готова была следовать за ним на край света… но после того как закончит учебу в Академии.

Однако ей пришлось осуществить свое намерение гораздо раньше и последовать за своим избранником не на край света, а всего лишь в Ливерпуль. Это случилось, когда отец девушки — самодур и семейный тиран — поставил условие: или она прекратит встречаться с «никчемным повесой», или пусть убирается вместе с ним. Анна — так звали мать Чарлза — выбрала второе.

Мать рассказывала об этом не сыну, а своей хорошей знакомой, с которой Чарлз продолжал встречаться и поныне. От нее он узнал и о том, что вскоре после этого события старший брат Анны, не вынеся бремени существования под одной крышей с отцом, также ушел из дому. Он предпочел, чтобы их с отцом разделяли страны и океаны, — уехал в Австралию.

Как расстались родители вскоре после его рождения, Чарлз не знал. Анна закончила курсы для учителей и устроилась преподавательницей в школу для мальчиков.

Она была хорошей матерью: великодушной и требовательной одновременно. Воспоминания о детстве для этого блестящего и благополучного мужчины — воспоминания о золотом веке в его жизни, подумала Алисия.

Чарлз долго не мог приступить к рассказу о гибели матери. Опустив голову и с трудом подбирая слова, тихим, прерывающимся от волнения голосом он сообщил, что она погибла в автомобильной катастрофе. Это случилась во время ее поездки в школьной машине на традиционный загородный пикник, который устраивался в начале лета по поводу завершения учебного года. Машина, где находилась Анна, ехала перед автобусом с учениками, среди которых был и десятилетний Чарлз…

Алисия вздрогнула, ощутив глубину переживаний, овладевших Чарлзом. Как будто с того времени не прошло двадцати лет, пронеслось у нее в голове.

На средства школы его поместили в закрытый пансион для мальчиков. Потянулась безрадостная жизнь. Чарлз не смог установить дружеских отношений ни с учителями, ни со сверстниками. Кроме ученика старшего класса Эндрю Харлоу. У того также не было родителей, и он рос в многодетной семье дяди.

Первое лето без матери Чарлз провел в Шотландии в обществе учительницы, с которой мать долго работала вместе, ее мужа и своры кошек: бездетная пара собирала их со всей округи. К мальчику относились хорошо, но без особой теплоты. В памяти осталось только холодное озеро, где он часами просиживал с удочкой, не желая возвращаться в пропахший кошками дом.

На следующее лето его пригласил погостить у своего дяди Эндрю Харлоу, пообещав, что уж вместе им наверняка не будет скучно. Его родственники жили в поместье на севере страны и занимались сельским хозяйством. Директору школы Эндрю показал письмо от дяди — как выяснилось позднее, поддельное, написанное им самим, — с просьбой отпустить с племянником на каникулы Чарлза Роберт для отдыха и поправки здоровья на свежем воздухе.